Там, в Рамоте и начался заговор Еху.
Два ивримских короля обороняли от арамеев город Рамот, что в области Гил'ад, на восточном берегу озера Кинерет. Ахазия, король Иудеи, уже несколько раз предлагал плюнуть на разорённый город и отправиться по домам. Но израильский король Ехорам, затеявший эту войну, уговаривал союзника продержаться ещё хотя бы месяц. Сперва они, понеся большие потери, захватили Рамот, откуда за время осады разбежалось всё население. Потом, едва начали собирать жалкие трофеи, а король Ехорам уже размечтался о хотя бы небольшом триумфе при возвращении его армии в Шомрон, вдруг обнаружилось, что город окружён свежими силами арамеев, приведёнными из Дамаска королём Хазаэлом. Арамейские воины носили халаты с короткими рукавами, их шлемы имели наушники, султаны и похожие на толстую косу назатыльники, прикрывавшие шею от удара стрелы.
Отчаянно храбрый король Ехорам приказал открыть ворота и возглавил вылазку, рассчитывая, как его отец Ахав дотянуться мечом до самого главного врага. Но он не был удачлив, как Ахав, и сразу получил стрелу в плечо. Атака же захлебнулась в тяжёлых волнах арамейской пехоты.
Раненого Ехорама отвезли в селение Изреэль, союзник – иудейский король Ахазия, последовал за ним, и туда же, в Изреэль, прибыла из Шомрона мать Ехорама, Изевель, а с нею и весь двор с лекарями и финикийскими жрецами.
Теперь Ехороам медленно поправлялся.
И возвратился король Ехорам, чтобы лечиться в Изреэле от ран, нанесённых ему арамеями, когда он воевал с Хазаэлом, царём арамейским.
Вместо себя король оставил командующим Еху бен-Нимши, приказав защищать Рамот любой ценой. Но командирам надоело выводить каждое утро на стену невыспавшихся и злых бойцов, солдатам – ежевечерне отливать наконечники для стрел и затачивать ржавеющие мечи, рабам – заделывать в стенах проломы, оставленные окованным медью бревном- арамейским тараном, слугам – варить еду на два солдатских лагеря израильский и иудейский.
И ждать! Иврим, запертым внутри осаждённого Рамота, надоело ждать, когда выдохнутся атаки арамеев, когда разрешат отходить или, хотя бы, когда уж прекратится дождь.
Королю Ехораму не следовало оставлять такую обозлённую армию, помня о печальной участи "солдатских королей" – предшественников его деда Омри на троне Израиля.
Пока король Ехороам ещё был в строю, армия роптала, но сражалась и слушалась команд, несмотря на дождь. Солдаты любили Ехорама. Они видели, как он первым погнал колесницу на штурм Рамота, а когда оказались в осаде – сам возглавил контратаку. Ехораму всё прощалось за его храбрость и заботу о солдатах. Может быть, простили бы и дождь, но теперь король Ехорам лежал раненый у себя в поместье Изреэль – том самом, где его отец Ахав разводил виноград и поспорил из-за земли со своим соседом Навотом.
Из-за дождей атаки арамеев стали реже, иногда сражения не возникали по неделям. Тогда в осаждённом Рамоте солдаты, израэлиты и иудеи, ходили друг к другу в гости, собирались возле общих костров, иногда ругались, обвиняя своих правителей в отступлении от веры предков и вздыхали, вспоминая пасторальные времена общих королей: Шаула, Давида и Шломо, – когда иврим были единым народом, полновластным хозяином в Кнаане.
Впрочем, ссорились они всё чаще.
Командиры, грея руки над небольшими, обложенными камнями кострами, ворчали, что другого такого неудачника, как их король Ехороам, не найти.
Еху молчал.
В пропахшей плесенью солдатской палатке ели ячменную кашу, и старик-лучник, часто прерываясь, чтобы поклясться в правдивости своих слов, негромко рассказывал эфраимским новобранцам истории про их командующего, Еху бен-Нимши.
– Двадцать два года назад устроили в Шомроне великий праздник: наш король Ахав и королева Изевель выдавали замуж молоденькую дочь Аталию за иудейского принца Ёрама. Вам таких свадеб уже не видать – ведь тогда в Шомрон собрались гости со всей Эрец Исраэль и из Филистии, Тира, Цидона, с Элиши. Был даже вельможа из Мицраима с большой охраной и с подарками.
И вот перед началом праздника меня подзывает наш король Ахав и спрашивает шепотом:
– Видишь, там красавец глаз не спускает с жениха и невесты? Ты его знаешь?
– Конечно, – говорю.– Это же самый смелый человек Еху бен-Нимши, командир эфраимских колесничих!
– Верно, – подтвердил Ахав, – это Еху, и я его назначил в отряд моих телохранителей. Но сегодня мне что-то уж очень не нравится, как этот парень смотрит на Ёрама с Аталией. Сейчас я ухожу к гостям, а ты стой здесь и не спускай глаз с Еху. Если увидишь у него в руках оружие – тут же дай знак мне или охране.
Так я и сделал. Мне уже стало не до праздника, я всё время смотрел на Еху, на его хмурое лицо. Иногда он спохватывался, заставлял себя улыбаться – тогда, по-моему, лицо у него делалось ещё страшнее.
Но всё в тот раз обошлось. Свадьба окончилась, музыканты разошлись, гости разъехались, молодых проводили в Иудею, а через несколько лет пришла весть, что Ёрам стал в Иерусалиме королём.
Потом уже кто-то мне рассказал, как за год до этого старый Нимши приходил в дом Ахава просить руки Аталии для своего сына. Ахав, как обычно, был занят в оружейных мастерских, а все семейные дела переложил на королеву Изевель. "Финикиянка", конечно, высмеяла Нимши и прогнала вон. Мол, куда ты, худородый, лезешь! Аталия наша – принцесса! Внучка царя Цидона и дочь короля Израиля!
Рассказывают, наш будущий командир в тот день поклялся отцу, что не успокоится, пока не перебьет весь род Омри до последнего человека! А с Еху, – вы уже это поняли,– лучше не ссориться.