Отовсюду с берега пассажирам протягивали, уговаривая купить: финики, сушёную рыбу, горшки, статуэтки богини с ребёнком на руках, плетёную из тростника мебель: ложа, низкие скамейки и даже сундуки.
В одном месте на берегу канала царские конюшенные купали лошадей и тех, кто уже обсох, натирали маслом. Когда перешли в главный канал, увидели большие стволы из кедровых стволов – их сплавляли вниз по Евфрату из самого Ливана.
– Это здесь,– сказал провожатый.
Хозяин гуффы крикнул рабам на берегу, и судно остановилось.
Обычно стены домов в Вавилоне соединялись одна с другой, образуя улицу. Этот стоял отдельно, на самом краю селения возле реки.
Менаше велел провожатому обождать его под финиковой пальмой, взял с собой корзину с подарками и начал обходить дом в поисках входа. Он увидел глиняную табличку с рисунком, объясняющим, что мастер Хаггай строит и ремонтирует колодцы и водяные часы, а его брат Тувия лечит людей и животных. Значит – сюда. Дом занимал изрядный кусок берега, крепкая крыша была покрыта тростником и пальмовыми листьями. Виднелась разложенная на крыше по циновкам одежда – признак того, что семья спит наверху, спасаясь от зноя. Ночью в любой сезон на крышу поднимается прохлада от близкой реки.
Входная дверь не была, как повсюду, окрашена в красный цвет для защиты от злых духов, Менаше не сразу её заметил. Он поднялся по ступенькам и позвонил в глиняный колокольчик. Бритоголовый слуга провёл его в прихожую и подал кувшин для омовения рук и ног. Мальчик побежал сообщить, что человек, знающий Хаггая по работе в Доме Луны, пришёл справиться о его здоровье. Он вернулся с сообщением, что хозяин сожалеет, что не может сам встретить гостя, и просит пройти к нему в сад. Менаше провели во внутренний двор, где росли деревья и сновали люди, занятые домашними работами. Его спокойно приветствовали и продолжали свои занятия: женщины выпекали хлеб в дворовой печи, дети кормили уток в загоне и поднимали кожаные вёдра из колодца в середине двора. Девушки от реки приносили воду в кувшинах и поливали огород.
Под тамариском в плотной тени его ожидал Хаггай, сидя на низкой, плетёной из тростника скамейке. К ноге, положенной на подставку, был припелёнут крепкий камышовый ствол. Хаггай протянул Менаше руку, поздоровался и предложил сесть рядом. Он поблагодарил за визит и подарки и стал представлять родню, находившуюся в доме. Братья хозяина, назвав имя и пожав руку, усаживались рядом на траве для беседы. Принесли круглую деревянную столешницу и установили на треножник. Тут же появились кувшины с холодной колодезной водой, широкие глиняные тарелки с тёплым хрустящим хлебом, сыр, простокваша и пироги с мёдом и орехами. В Вавилоне из-за жары не принято было есть днём, зато ужинали всерьёз, особенно, если это был дом с достатком, как дом братьев Хаггая и Тувии. Менаше не успел оглядеться, как на столе уже выстроились пузатые кружки и кувшины с пивом разных сортов, включая знаменитое вавилонское чёрное пиво, и корзинки с финиками и гранатами, только что собранными в дворовом саду. Ели все с аппетитом, залезая в горшки руками.
Глядя на жертвенник в углу дома и на церемонию, сопровождавшую трапезу, Менаше догадался: это – израильтяне, из тех, кого двадцать лет назад пригнали сюда ассирийцы. Ещё на канале, когда провожатый засомневался и спросил, где живёт Хаггай, ему ответили: "Они живут отдельно ото всех, на краю селения".
Началась беседа. Лекарь Тувия сказал, что Бог пожалел его брата, есть трещина в кости ниже колена, но нога быстро заживёт, надо только несколько раз на дню менять повязку и смазывать рану тёплым илом.
Разговор шёл по-арамейски. О себе Менаше сказал только, что происходит из Иудеи. Он присматривался к людям в доме Хаггая и вскоре догадался, что они из Ашера – там женщины остаются красавицами и в самой бедной одежде. А уж дети!
Менаше улыбался, разглядывая яркие, крупные черты лиц у детей, очень худые, но стройные фигурки девушек. Ему передалась спокойная уверенность этих красивых людей, он уже не боялся огромного города и даже, впервые в жизни, ощутил гордость от родства с другими иврим. Эстер, дочь Тувии, попросила рассказать про Шомрон, Эфраим, а, может, гость знаком с уделом Ашера? Их селение Ахлав располагалось на самом севере, а дом стоял так же, как этот – поблизости от берега, она запомнила по рассказам отца. Покраснев, Менаше признался, что никогда не был в Израиле. Перед глазами его возникла пустынная, обшаренная грабителями родина, какой он увидел её и, оказывается, запомнил, уводимый в плен из Иерусалима.
– Это неважно,– сказала Эстер, увидев, как огорчился гость.– Мы расспрашиваем купцов и солдат, что возвращаются после службы в Кнаане.
– Когда Ассирия уйдёт, там придётся долго восстанавливать настоящую жизнь, – задумчиво произнёс Хаггай. – Ни городов, ни больших селений не сталось. И ни одного храма! Ассирийцы увели всех священнослужителей, всех родственников короля Хошеа, его советников, министров. И таких, как мы, у кого в руках было какое-то ремесло…Остались те, кого называют "ам ха-арец" – тёмные люди. Они смеялись и кидали прах вслед нашему обозу. Теперь "ам ха-арец" совсем одичал, он не знает ничего: ни как вести хозяйство, ни как приносить жертвы Господу,– и от страха поклоняется любому идолу, какого ему покажут. Все его обижают: солдаты, кочевники, сборщики податей. И он тоже озлобился на всех. Надо вернуться и помочь "ам ха-арецу" опять обрести Закон.
– Нам самим необходимо вернуться, – вставил седоголовый Тувия, старший брат.– Самим нужно жить достойно и умереть там, где похоронены наши предки.